Сайт Александра Таранова

В оглавление

Назад

13 часть

 

Пока я валялся по больницам у меня родился сын. Такому событию я рад был неимоверно. Женской половине РОНО я поставил бутылку шампанского, а мужской половине две бутылки водки, но это не избавило меня на третий день уйти в командировку, а мне так хотелось каждый день ходить к роддому, чтобы лишний раз глянуть на маленький свёрток с глазами, который именовался сыном! В честь отца я назвал его Тихоном и дед был рад до небес, что первый внук будет носить его имя.

Весь апрель и май я пробыл в командировках, а 6 июня я принял межрайонный пионерский лагерь на реке Сим, в 70 километрах от Иглино. Других кандидатур на пост начальника пионерлагеря не нашлось, вернее, ставка была мизерной, да и удалённость от райцентра и других населённых пунктов не привлекала. А зная мою безотказность, мне и навесили этот хомут, пообещав, что это только на одну смену. Со скрипом я согласился, но только на одну смену, так как у меня совсем маленький сынуля, которого я практически и не видел из-за бесконечных командировок.

И начались трудовые дни и ночи: то того нет, то другого нет, то докторица заболела, то кухня сгорела, а накормить 450 ребятишек, да не раз, а четыре раза в сутки – это одна из насущных первоочередных проблем, о которых нельзя ни на минуту забывать.

Короче, за всю смену я только раз заскочил домой, да и то только на пару часов, так что жена сердилась на меня не зря. И привело это к непоправимым последствиям. Через пару дней, не глядя на ночь, приехали мы с завхозом за продуктами и решили переночевать дома. Я отпустил завхоза с шофёром, а сам пошёл пешком к своей квартире. Было где-то часов 12, кругом ни звука, ни огонька, дневная жара ещё не спала. Было душно, и я не удивился, что дверь в квартиру была распахнута настежь. Чтобы не будить спящую семью я на цыпочках вошёл в комнату и остолбенел: на кровати лежала почти голая Анна и мужчина в одних трусах, в котором я узнал нашего соседа, инструктора райкома партии...

Значит, не зря мне говорили об их связи, но я не хотел этому верить. Меня трясло от страшной обиды, я вскочил в коридор, схватил висевшую на большом гвозде двустволку, переломил её, но она оказалась незаряженной. Я включил в коридоре свет, моментально нашёл патроны, вогнал в оба ствола по патрону, два других сунул в карман.

Они метались в поисках выхода, но я стоял в дверях с ружьём наперевес, и моя перекошенная от ярости рожа ничего хорошего им не предвещала.

Я шарахнул в потолок сразу из двух стволов. Анна рухнула на пол, инструктор в одних трусах сиганул в окно, Анна поднялась и тоже вылезла в окно и кинулась бежать вслед за любовником.

Не смотря на почти неудержимую злобу к беглецам я сообразил, что ничем их виновность я доказать не смогу, свидетелей нет, значит надо искать его документы. Я поднял с пола его френч, в кармане которого нашёл паспорт и партбилет, и ещё какие-то документы. Я одел его френч и ринулся догонять убегавших.

Но это было непростой задачей: во-первых, они уже были далеко, во-вторых, я долго провозился с поисками документов. Когда я выскочил на улицу, беглецов уже не было нигде видно.

Но я, для разрядки ещё раз выстрелил в воздух. И в этот момент меня подхватили под белы руки два дюжих милиционера, третий вырвал двустволку из рук, заломили их за спину и повели в отделение милиции, где начальником был мой дружок Пётр Григорьевич Максютов. Это спасло меня от многих бед в этот день и значительно позже, когда главная беда уже минует меня. Он приказал снять наручники, допросил задержавших меня и велел им идти в дежурку, а сам пристально разглядывал меня, вроде бы видел впервые. Молча закурил Беломорину, протянул пачку мне, глубоко затянулся и начал спрашивать, как я докатился до такой весёлой жизни, что в людей начал стрелять. Пришлось ему рассказать всё как было.

– Да задал ты, дружище, мне задачку, которую я и не знаю, как разрешить. Светит тебе как минимум шесть лет строгого режима, ведь у тебя свидетелей нет и доказать в суде их вину абсолютно нечем. Будь я на твоём месте, твою половинку я тоже бы пристрелил, а ему оторвал бы яйца, чтобы неповадно было ходить по чужим бабам. Есть хочешь?

Я мотнул головой.

– Сейчас тебя отведут в камеру предварительного заключения и принесут поесть. Ешь от пуза и спи, и ни о чём не думай, а думать буду я, как тебя спасать от суда и тюрьмы. Сейчас я сам схожу к тебе на квартиру, благо это рядом, соберу все его вещички, авось кое-что из документов окажется в карманах.

Он достал из стола бутылку водки, разлил по стаканам, чокнулись, выпили. Он подвинул мне пачку Беломора и коробок спичек, вызвал дежурного, приказал отвести в одиночку, накормить, не тревожить и никого без его ведома к арестованному не пускать.

– Всё понятно? Выполняйте приказ!

 

От всего пережитого и большого стакана водки меня развезло. И я почти ничего не ел, а сразу же рухнул на нары и заснул.

Спал, чуть ли не до обеда, пока меня не привели под конвоем в кабинет к начальнику милиции. Там же сидел следователь из прокуратуры и начал допрос: что и как произошло в эту ночь. Я рассказал, что и как было, чуть ли не во всех подробностях. Начальник милиции незаметно подмигнул мне и грохнул по столу кулаком с такой силой, что стаканы, стоявшие на столе, подпрыгнули и чуть ли не попадали со стола. Я понял, что весь этот спектакль разыгрывается моим другом для следователя и прикинулся дурачком, вконец подавленным и лишённым разума от такого напора сразу двух таких высоких начальников.

При мне допросили ещё раз задержавших меня милиционеров. Все трое подтвердили, что я стрелял вверх и никакого сопротивления при задержании не оказывал, и ружьё отдал сразу, как только они у меня его потребовали.

– А где ваши документы?

– На квартире, разумеется.

– Вопросы ещё будут к задержанному? – обратился начальник милиции к следователю.

Тот отрицательно покачал головой, давая понять, что ему и так всё понятно во всех деталях.

– Увести арестованного в одиночку и без моего приказа никого к нему не пускать!

И я опять в одиночке. От нечего делать тщательно обследовал содержимое карманов френча соперника и к своему удивлению обнаружил 200 рублей в потайном кармане. Что же, это мне совсем не помешает, это плата за моральный ущерб, горько пошутил я про себя.

Ну а то, что у меня паспорт и партбилет неудачливого любовника, я поначалу и не придал значения. А, поразмыслив, решил никому, даже дружку ничего не говорить, пусть мой недруг попробует восстановить оба немаловажных документа. Хотя понимал, что для него это будет намного проще, чем простому смертному.

И всё-таки это как-то удовлетворяло моё чувство мести за неслыханный позор. Трое суток меня никто не тревожил. Кормили, как на курорте, и на четвёртые сутки привели в кабинет начальника милиции, тот приказал дежурному никого к нему не пускать, пока он сам какое-нибудь другое указание не отдаст. Дежурный ушёл.

Дружок мой вышел из-за стола, крепко обнял меня, достал из стола бутылку водки налил по полстакана, чокнулся со мною, выпили и закусили солёным огурцом и кусочком колбаски. Петя посмотрел на меня очень пристально и сказал:

– Ну, а сейчас не перебивай меня, и слушай новости. Твоя благоверная распродала по дешёвке все вещи, выписалась и укатила в Казахстан. Твои вещи новые жильцы вынесли в коридор, а тебя по указанию райкома пытались выписать без твоего согласия, но я не разрешил это делать без постановления суда, так как это уже нарушение конституционных прав граждан. Новые жильцы поселились по указанию Райкома партии, так что с ними лучше не спорь, это бесполезно. Посидишь у меня в КПЗ несколько суток, а за это время я что-то придумаю, а ты отдохнёшь. Короче, ты остался без квартиры, но с пропиской, но это не страшно, что-нибудь придумаем.

 

Итак, впереди у меня целая неделя отдыха, если это можно назвать отдыхом. Пока попробую поискать работу. Что из РОНО меня уволили, я уже знал. А вот по какой статье, это вопрос. Придётся идти в РОНО за трудовой книжкой.

Оказывается, меня уволили по собственному желанию, выдали зарплату за месяц Анне. Райком настаивал, чтобы уволили за аморальное поведение, друзья мои, инспектора, настояли, чтобы по собственному желанию, за что я им очень благодарен. Они мне по секрету сообщили, что из райкома дали команду во все учреждения, чтобы меня не брали на работу ни под каким предлогом, как нежелательного элемента. И куда я только ни ходил, везде был один и тот же ответ: «Для Вас у нас работы нет».

Я рассказал о сложившейся ситуации Петру.

Тот ответил вполне определённо:

«Партия – наш рулевой, ум, честь и совесть нашей эпохи». То ли ещё будет. Этим райком дал всем понять, что против власти не попрёшь, как ссать против ветра. Что же учтём и будем более осторожны, а пока сделаем вот что: Из области приказали на всякий случай оборудовать помещение для запасного КПЗ, а где я его возьму, да и кто мне даст такие деньги. Ну, да голь на выдумки богата, вот я и хочу с тобой обмозговать одну идею. Тут недалеко есть ДОТ капитальной постройки, когда немцы дошли до Волги, то вдоль железной дороги почти у всех станций наши построили ДОТы по указанию Наркома Обороны для обороны, если немцы прорвутся вдоль железной дороги. Вот я и думаю, а не сделать ли для тебя временное жильё. И кто там будет знать, что ты там живёшь? Капитально утеплим, сделаем двойные рамы с решётками, крепкую с запором дверь, настелем полы, сделаем хорошие нары. Привезём стол и пару скамеек. Электричества, конечно, не будет, но жить будет можно. Буржуйку я тебе тоже дам, а дрова у тебя на первый случай свои есть, а всё остальное, что надо будет, позже доделаем. Ну, как тебе мой план?

– План очень хорош. Вот только с Райкомом никаких проблем не будет?

– Пусть тебя это не волнует. Там у первого своих проблем выше крыши и ему теперь не до тебя. Надо срочно спасать племянника, паспорт-то он сделает, а вот с партбилетом очень сложно, ну да это их проблемы пусть сами и решают.

– Я сейчас прикажу завхозу отнести на твою квартиру матрас, который тебе сейчас будет нужен, да и одеяло старенькое солдатское найдём. А вначале сходи, посмотри ДОТ и подумай, что там надо сделать, чтобы в нём можно было жить.

 

Я без труда нашёл старый ДОТ, он был на пригорке и на все четыре стороны смотрел продолговатыми бойницами. Крыша у него была в три наката брёвен и рельсов, и чуть ли не полуметровое железобетонное покрытие-колпак, сделанное, вернее отлитое заодно с такими же мощными стенами. Даже прямое попадание бомбы или снаряда большого ущерба этому сооружению не нанесли бы: умели строить наши отцы и старшие братья, если это было надо. И на все четыре стороны амбразуры и широкий проём вместо двери, чтобы можно было втащить туда и противотанковую пушку. Вот стоит на всех ветрах и ему хоть бы что, вот только «добрые люди» превратили ДОТ в туалет. Ноги бы повыдёргивал таким извергам…

Итак, что же надо сделать в первую очередь: дверь, четыре двойных рамы на бойницы, нары, а начнутся холода надо бы и буржуйку соорудить, ну, а чем её топить – я придумаю…

Пошёл на свою бывшую квартиру, а там уже живут люди, книги мои, шинель, шапка, сапоги, пиджак, грязное бельё и прочие ненужные в данное время вещи свалены кучей в углу сеней.

Я попросил новую хозяйку моей квартиры, чтобы она не выбрасывала мои вещи, а на днях я заберу всё это и дрова тоже. После этого пошёл к Петру, рассказал, что видел и что думаю делать с моим ДОТом.

Пётр долго думал, потом сказал, что поможет сделать дверь, рамы на бойницы, нары, даже доски на пол, чтобы ноги не так мёрзли, когда начнутся холода. Только нужны размеры на всё это хозяйство. Что значит крестьянская смекалка: всё это я уже вымерял коробком спичек и записал огрызком карандаша в своём блокноте.

Петя похвалил мою предусмотрительную смекалку. Вызвал завхоза и дал задание сделать дверь, двойные рамы на бойницы, нары, настелить полы, предварительно тщательно вычистить всё, что там внутри нагадили «добрые люди». Застеклить и замазкой замазать застеклённые рамы. А на двери прибить амбарные навесы и запереть дверь на замок, а ключ отдать ему. И чтобы всё было готово через два дня и доложишь об исполнении.

После ухода завхоза он повернулся ко мне и сказал:

– Ну да, он у меня мастер на все руки и к завтрашнему вечеру всё будет готово. Это я тебе гарантирую. Иди, пообедай и отдохни от трудов праведных. А главное, не нервничай и считай, что ты на курорте, а я тебя, друже, в обиду не дам. Первое время поживёшь в КПЗ, в одиночке, чтобы никто тебе не мешал отдыхать, а там переедешь в ДОТ, где будешь полноправным хозяином, там тебе будет полна воля и никаких над тобою начальников не будет. Ну, как тебе такая перспектива?

– Для начала замечательно, а там видно будет.

– Вот и хорошо! А сейчас иди и отдыхай, а то у меня появилась срочная работа.

– Может я могу чем-то тебе помочь?

– Нет спасибо. Если надо будет, я сам тебе об этом скажу. А сейчас иди, пообедай и отдыхай.

Прошёл ещё один день. Стемнело. Ко мне в одиночку постучали, и вошёл кучер и доложил, что ему приказано отвезти мои вещи и дрова в ДОТ.

Я собрал все мои вещи, книги, шинель. Уложили в бричку оставшиеся от зимы дрова и поехали по тёмным улицам к ДОТу. Разгрузили дрова возле капитальной двери, запертой на огромный амбарный замок, кучер открыл замок и отдал мне ключ. Я поблагодарил кучера за помощь, дал ему трояк и сказал, чтобы он ничего и никому не говорил, что перевёз меня сюда.

– Мне уже было приказано начальником держать язык за зубами, а у нас с этим очень строго.

Попрощались, и кучер уехал. Я вошёл в своё новое жилище, зажёг свечку и поставил на стол. Огляделся. Ай да Петя, ай да молодец! Чем у меня не дача! Правда, как на курорте! Свежий воздух! Какого чёрта мне ещё надо? Вот только неопределённость моего положения гнетёт. Ну, да ничего, было и хуже, да пережили, а это переживём.

 

Друг действительно постарался на славу, чем я ему благодарен до конца моей жизни. Я ещё раз внимательно оглядел своё жилище: вдоль южной стены широкие нары, рассчитанные человека на три, посередине стол, возле двери тумбочка, на ней ведро и железная кружка, а амбразуры заделаны двойными застеклёнными рамами и стальными решётками снаружи и изнутри. Вот это крепость! Ай да Петя! Ай да молодчина!

Жилище у меня на славу, лучшего и желать не стоит! Я занёс все мои немудрёные вещички, положил на нары матрас, укрылся стареньким солдатским одеялом, подложил под голову свою старенькую шинель и уснул тяжёлым сном.

Давила неопределённость моего существования. Ну да бог даст новый день, какие-то надежды на будущее и пищу.

 

Проснулся я где-то часов в 9, умылся и пошёл в родную мне милицию. Благо Петя был в кабинете один. Я поясно поклонился ему и сказал, что вовеки не забуду его доброту и заботу обо мне, и попросил его дать мне хоть какую-то работу, хоть дрова переколоть, которые во дворе милиции.

– В этом нет никакой необходимости. А кое-что начальство наше видело, в каком бедственном положении ты находишься… Ну, а на ужин приходи сюда и старайся как можно реже встречаться со мной. Когда срочно надо что-то будет сделать, я тебя якобы вызову. А пока что для начальства разыграем спектакль, что ты у меня поднадзорный и должен ежедневно отмечаться в райотделе милиции, не удрал ли ты куда, вот и живёшь в ДОТЕ-КПЗ… Если кто-то спросит.

А вообще лучше об этом и не распространяться. Скоро будут убирать лук, и пока нет заморозков, после того как уйдут с поля колхозники, насобирай мешка три лука. И тебе его хватит. Разведай, где растёт картошка, и понемногу подкапывай, Чтобы было, что тебе есть. Вот и отпадёт надобность ежедневно посещать милицию, бережёного Бог бережёт. Завхоз даст тебе три мешка, две кастрюли, чайник, две ложки и хорошо наточенный топор, чтобы было тебе, чем колоть дрова. Кстати, тебе на днях привезут воз дров, а буржуйку мы тебе позже организуем. А сейчас иди к завхозу и возьми у него всё, что я тебе сказал.

 

Я получил у завхоза всё, что перечислил мой дружок. Выпросил десяток свечей и отправился к себе домой, как я стал называть моё жилище. За два дня я переколол привезённые мною дрова, сходил на разведку, где же растёт картошка. А это в трёх километрах от райцентра. И ночью сходил на охоту – накопал и принёс два ведра картошки. Решил пока больше не рисковать, а отложить охоту на пару дней, тем более, что я знаю, куда ходить за картошкой. Попутно я узнал, что уже начали копать лук и где. А это было уже немаловажно и очень кстати.

Возле продуктового магазина я увидел кучу больших картонных коробок и попросил разрешения взять несколько штук. Продавщица ответила, что я могу забрать хоть всё, так как всё равно она будет их жечь. Я выбрал десяток самых больших и самых крепких и быстро перенёс их к своему ДОТУ. Ещё раз поблагодарил продавщицу за оказанную мне услугу.

– Приходите ещё, если они Вам понадобятся, мы их сжигаем каждую субботу, так как девать их просто не знаем куда…

Итак, тара у меня есть в достатке, остаётся благополучно ходить на охоту. Вот я и принялся усердно ходить в поля по ночам: итог получился более чем внушительным, наносил за неделю 20 вёдер лука, загрузил всю тару – этого мне хватит с избытком и на зиму и на всю весну.

Пора приниматься вплотную за картошку, тем более, что принесённая ранее фактически закончилась, да и погода, похоже, будет меняться – небо затянуло тучами, существенно похолодало, пришлось туфли сменить на сапоги.

За три трудоночи я принёс шесть вёдер картошки, а на следующую трудоночь я случайно наткнулся на бригадира, который нагрузил полную бричку картошки и уже собирался уезжать, когда я скомандовал:

– Руки вверх! Ложись на живот! Руки за голову. Стрелять буду без предупреждения!

На всякий случай похлопал по карманам. Ого! В одном из карманов оказался револьвер ещё дореволюционного производства. Я осторожно извлёк его, взвёл курок и гаркнул:

– Встать! Бери вожжи в руки и поехали к ДОТУ, езжай молча, не оборачивайся!

И вот мы у моего жилища. Молча выгрузили прямо на землю привезённую картошку, и я приказал бригадиру ехать домой и крепко держать язык за зубами иначе в ход пущу револьвер, а это 10 лет колонии строгого режима где-нибудь на Севере. И ещё привезёшь следующей ночью бричку картошки, и будем считать, что ничего не было, если никому, в том числе и жене, не проболтаешься… И не пытайся узнать с кем имел дело. Я всё понятно объяснил? А теперь езжай с Богом!

Бригадир, молча, с трясущимися конечностями и челюстью уехал, а я переносил картошку в жилище, высыпал в тару под нары и под стол и улёгся спать. И теперь мне и сам чёрт не страшен, благо у меня есть оружие. Лука и картошки мне хватит до следующей осени, да к тому времени и ситуация как-то изменится.

Спал я до самого обеда. Сходил на рынок, купил килограмм сала, большую сковородку и к своему ужасу обнаружил, что у меня осталась одна только десятка, а заработка никакого и не предвидится: на работу меня по-прежнему никуда не брали, а шабашка улыбалась совсем не часто, да и платили сущие гроши. Ну, да на безрыбье и рак – рыба. На хлеб у меня денежка есть, вот и буду по одёжке протягивать ножки.

 

За июль я оброс изрядно, усы и борода существенно изменили мой облик и редко кто узнавал меня из знакомых, да я старался не попадаться им на глаза, как приказал мне мой шеф. На барахолке я продал френч, купил пару простыней, сходил в баню впервые за всё это время, напарился от души и улёгся в чистую постель как порядочный человек.

Поздно ночью приехал бригадир, привёз бричку картошки, молча выгрузил и молча уехал.

Задолго до рассвета я проснулся, а может это бригадир меня разбудил, как бы там ни было, я ночью переносил всю картошку в дом, тщательно подмёл, чтобы никаких следов не осталось, что кто-то приезжал на бричке. И снова улёгся со спокойной душой досматривать сны. Но сколько я ни ворочался, так и не смог больше уснуть, разные мысли лезли мне в голову.

А в 9 часов, неожиданно для меня, пожаловал гость – мой дружок Петя. Вошёл без стука и присел на один из стульев. Внимательно оглядел моё жилище и сказал:

– Да, ты тут обустроился как на курорте. Всё у тебя в лучшем виде, я даже не ожидал, что у тебя будет такой порядок. Вижу, что ты не спал ночами и хорошо поработал и обеспечил себя и картошкой, и луком до нового урожая. Молодец! Видно, что ты вырос в трудовой семье, и жизнь тебя многому научила. Хвалю и рад, что я не ошибся в тебе. Новостей особых нет, кроме одной – отца твоего перевели в малокомплектную Петровскую начальную школу – это на берегу реки Сим. Места там изумительные по красоте, квартира там при школе. Так что ему там будет очень даже хорошо, и за отца не беспокойся. А если очень соскучился, то съезди к нему на пару недель на курорт. Только не задерживайся сильно, ты же у меня под надзором. Ну, а если кто и спросит, скажешь, что отпросился проведать больного отца. Деньги-то у тебя есть?

Я отрицательно покрутил головой.

– Я даже френч продал, чтобы покупать продукты и только раз ходил в баню.

– Ну, да это мой недосмотр, друже. Вот тебе 50 рублей, поезжай, проведай отца, да не задерживайся там надолго, да смотри не вздумай побриться, нам твоя маскировка ой как нужна особенно сейчас. А за твоим жилищем я присмотрю, у меня есть второй ключ.

Мы дружески обнялись и он уехал. А я сходил на автостанцию, узнал, когда идёт первый автобус в нужном мне направлении, и первым же рейсом уехал. От конечной остановки до Петровки было около 12 километров, для меня это было совсем рядышком, а идти вдоль речки Сима было сплошное удовольствие – цветущие деревья, божественный запах разнотравья. Я и не заметил, как дошёл до маленького посёлка, где обосновался отец.

 

Вот и здание школы. Стучу в дверь – никого. Стучу снова. На пороге моя мамуля:

– Вам кого надо?

Я, молча, обнял её. Она отстранилась от неожиданного визитёра и долго и пристально вглядывалась в меня и никак не хотела признать в этом заросшем огромной бородой и усищами своего старшего сына, а потом прижалась ко мне, и слёзы брызнули из её глаз.

– То, что ты не узнала меня, это чудесно. Это всё маскировка. Так сегодня нужно по воле обстоятельств, не зависящих от меня.

– Сейчас же сбрей всю эту маскировку, а то и отец не узнает тебя.

– А вот этого как раз и нельзя делать, как бы и мне этого ни хотелось. Я сейчас под надзором и сколько мне ещё так ходить я и сам не знаю. Но уверен, что это недоразумение скоро окончится.

Вскоре и отец пришёл и тоже сразу не признал меня. И пришлось теперь и ему рассказывать суть моего маскарада. Мамуля быстро собрала на стол, отец поставил литру водки. И я до самого позднего вечера рассказывал им в подробностях всё, что произошло за этот год, как мы не виделись.

Литру водки мы выпили как воду, видимо нервное напряжение было таким сильным, что водка и не подействовала, как это надо было ожидать. Проговорили мы, пока мои братики не вернулись с рыбалки и не выложили на стол весь свой улов. Это были в основном хорошие подлещики и крупные окуни.

Мама принялась их чистить и жарить, сварила отменной ухи, какой я давно не отведывал. Братики меня не признали. Да и трудно было признать в этом худущем, обросшем до самых глаз человеке, их старшего брата, которого они привыкли видеть стройным, тщательно выбритым, в чистой одежде. А тут такие метаморфозы, всё это ни как не укладывалось в их детском мозгу.

На другой день натопили баню. Эх, и парились мы с отцом до изнеможения. А потом я улёгся спать и отдохнуть от всего пережитого за эти 12 часов после столь необычной встречи.

А отец и мама уселись рядом и мы продолжили наш разговор, а поговорить было о чём – и о том как они жили в Балажах, как получилось, что они оказались здесь, что и для них было совсем непонятно, хотя я прекрасно понимал, что это всё случилось из за меня, что это дело рук первого секретаря райкома, хоть чем-то насолить мне, коль не удалось выкурить из района меня сразу, так напакостить через родителей до такой степени, что они волей или неволей уедут из района, а там за ними уеду и я.

Но и здесь великий комбинатор просчитался – не на тех напал. Сибиряки гнутся в непогоду, но не ломаются. И что отец у чёрта на куличках, это совсем не так уж и страшно, сибиряк он и в Африке сибиряк. И пугать его ссылкой − это пустое занятие.

Так мы и решили на семейном совете: отец остаётся здесь, благо есть крыша над головой, да и условия здесь даже лучше, чем в Балажах. Он здесь сам себе хозяин, и никто им здесь не командует. На том и порешили. А я буду свои проблемы решать в райцентре, тем более что у меня продуктов на целый год вперёд припасено. Отец предложил мне денег, но я наотрез отказался, сказав, что я в силах их заработать там, на месте, да и дружок не откажет в помощи, если что-то случится непредвиденное. А писать я не буду из-за конспирации, так велел Петя.

 

На другой день братики опять чуть свет ушли на рыбалку, а я принялся колоть дрова, чтобы хоть чем-то помочь отцу. И следующие два дня я колол дрова.

На третий день, чуть свет, я отправился с братиками на рыбалку. Была чудесная погода, и клёв был сумасшедший: я поймал уже более десятка отменных лещей, как вдруг услышал душераздирающий крик Тиханчика, который ловил рыбу в большом соседнем омуте. Я бросил свою удочку и бегом к нему. Неужели его змея укусила? – этой гадости кругом было полно. Но то, что я увидел, не передать никакими словами: братишка стоял по горло в воде, обеими руками держал удилище, а кто-то неведомый со страшной силой тащил его всё глубже и глубже в омут.

Я бросился в омут, перехватил удилище из его рук и почувствовал, что и мне не под силу удержать сильный напор неведомого мне противника, который тащил меня вглубь огромного омута. Вот я уже по горло в воде и никак не могу остановить рыбу, которая тащит меня всё дальше и дальше от берега. Я уже по горло в воде, а меня это чудовище тянет и тянет вглубь. Но вот я интуитивно почувствовал, что рыба обессилела и должна вот-вот уступить мне. Но минут двадцать я ничего с нею сделать не могу, она упорно тянет меня в глубину. И только в какой-то момент она ослабила свой напор, я сразу же поволок её напролом к берегу. А в том, что она намертво села не крючок, я уже не сомневался. Вот она плещется у самого берега, вот вдохнула воздуха и замерла на секунду, и я её выбросил на берег и придавил всей тяжестью своего тела. Она трепыхнулась пару раз и замерла.

Такого леща я ещё ни разу в своей жизни не видел, хотя и я ловил крупных лещей, но такого ни разу не доводилось видеть. Он на солнце отливал всеми цветами радуги, а чешуя была размером с царские медные пятаки. И только сейчас я увидел лицо братишки и невольно расхохотался: глаза его почти вылезли из орбит, по грязному лицу градом лился пот, который он пытался стереть с лица и ещё больше вымазывал его. Он сел рядышком с рыбиной и нежно поглаживал леща.

Нахохотавшись, я пошёл разыскивать Вову и Мишу, у которых беспрестанно клевала рыба. Они никак не хотели уходить, хотя я уже не раз просил их идти со мной. Мой рассказ о том, что их меньшой братец поймал огромного леща, на них почти не подействовал: подумаешь, как старший, так можешь тут всеми командовать… Пришлось рявкнуть на них. Чего-чего, а этого они никак не ожидали и, молча, смотали леску на удилища и как приговорённые на казнь побрели за мной. Но когда они увидели леща и блаженно улыбающегося братца, их лица вытянулись от удивления. Вот это был лещ, так лещ! Миша попробовал его поднять, потом Вовка, и их недовольство как водой смыло. Попробовали вытащить крючок – не тут-то было, пришлось отрезать миллиметровую леску.

Пора и домой, а идти более километра только до села. Нести рыбину старшие братцы наотрез отказались:

– Сам поймал, сам и неси – было их обоюдное решение.

– Что ж и понесу.

Мы гуськом двинулись в путь – впереди Тиханчик, крепко прижавший леща к животу, потом Михаил, за ним Вовка, замыкающим был я. Вот и село. Встречные с удивлением взирали на огромную рыбину и спрашивали, где купили и за сколько. Тихон, оттопырив губу, важно отвечал:

– Не купили, а это я сам поймал.

 

И вот мы дома. Мамуля ходит вокруг леща и восторженно разводит руками.

Слух о том, что младший сын учителя поймал огромного леща, невероятно быстро облетел всё село, и пошли любопытствующие смотреть как на чудо невиданную доселе рыбину. Это была сенсация местного масштаба. Отец с гордостью показывал всем приходящим огромного леща, которого поймал его младший сынуля, а сам прямо таки сиял от гордости за своего меньшого отпрыска.

Кто-то спросил, а сколько же он весит. Этот вопрос поставил отца в тупик. А, в самом деле, сколько же он весит? Взвесить было нечем. А так хотелось узнать, сколько же он весит.

Отец придумал выход: сделал примитивное коромысло – на оба конца подвесил по ведру, в одно ведро положили шесть пачек соли, а что в пачке один кг соли, мы все знали. В другое ведро втиснули леща и сразу же поняли, что лещ потянет больше. Надо ещё хотя бы пару пачек соли. Мама пошла к соседке. Та сказала, что у неё всего одна пачка, а когда узнала, зачем маме соль, то рассмеялась и сказала, что у неё есть кантер[1], и захотела глянуть сама на столь невиданного ею леща. А там было на что посмотреть: лещ вытянул почти на 9 кг, чешуя была величиной в царские пятаки.

Эта новость вскоре облетела всё село, и потянулись любопытствующие один за другим. Отцу было очень приятно демонстрировать необычный улов своего младшего сына. Наконец мама разделала леща, а соседке дала килограмма два рыбы помельче, и все занялись своими обыденными делами, а я начал колоть дрова, которых было ещё предостаточно.

Незаметно пролетели ещё две недели, и вот меня провожают всей семьёй до автобуса. Последние объятья и поцелуи, и автобус мчит меня в райцентр. В сумке у меня пара жареных лещей, пара маминых лепёшек.

Вот и мой ДОТ, всё в нем в полном порядке, как я и оставил. Я сходил в милицию доложить, что прибыл вовремя. Но Пети не оказалось на месте, его перевели на новое место по службе в Уфу. Так что я теперь остался один на один с кривым правосудием. Всё. Ну да бог не выдаст, свинья не съест.

 

Промелькнул август, начались занятия в школах, только я один брожу по райцентру без дела и без работы в поисках хоть какой-нибудь шабашки, но с этим всё хуже и хуже, за неделю, если повезёт, то одну какую-то работёнку и найду.

Пришлось урезать до минимума все свои потребности, денег практически нет никаких, только на хлеб, да и то внатяжку, на счету каждая копейка. Но ничего это ещё не голод, хотя по-страшному хочется хоть чуть-чуть разнообразить свой рацион. И я повадился ходить на рыбалку, на речушку, которая протекала около райцентра. Благо я догадался на всякий случай взять у братиков несколько метров лески и пару крючков.

Первый поход был не очень удачен. Наловил десятка три мелочовки, но потом уже знал, где и как ловить и на что, а не только на червя, хорошо шёл окунь на малька, хуже на кишки и кусочки пойманной мелкой рыбёшки. А потом вспомнил, что можно ловить окуня и на блесну, значит надо срочно делать блёсны, но из чего и как? Инструмента никакого, материала тоже никакого.

Пошёл в милицию, разыскал кучера и попросил помочь моему горю. Дал он мне маленький молоточек, мелкозернистый напильничек и кусочек мелкозернистого бруска. Порылся в своих ящичках и к моему удивлению нашёл пару царских двадцатушек[2] и обрубок полтинника.

Счастью моему не было предела. Я поясно поклонился ему, чем очень удивил его. И от всего сердца поблагодарил его за столь неоценимую услугу. И добавил, что в долгу не останусь. Под конец спросил за Петю, на что он приложил палец к губам и сказал, что ничего не знает и головой показал на дверь. Вот ваши инструменты, спасибо, что вы их мне одолжили на время. До свидания.

И в это время открылась дверь, и вошёл секретарь, и я понял, что не зря кучер был так осторожен в разговоре со мной. Тотальная слежка друг за другом была на полном ходу, в чём я ещё раз убедился воочию.

А мне секретарь сказал, чтобы я немедленно зашёл к начальнику отдела милиции. Где был его кабинет, я прекрасно знал. Постучал и, услышав «Войдите», отчеканил «По вашему приказанию явился».

– С сегодняшнего дня надзор за Вами снят, и приходить сюда более нет надобности. Вы свободны. Идите.

Я, молча, кивнул ему и ушёл. Дома я принялся рассматривать принесённые инструменты и серебрушки и думать, как мне из них сделать блёсны, а я их никогда не делал, хотя в своё время, в Сибири, изредка ходил на речку на подлёдный лов.

Итак, за дело! Я нарисовал на двадцатушке будущую блесну, пробил гвоздём дырочку для лески, тщательно отшлифовал дырочку, обрубил на острие топора лишние края, обточил напильником неровности. И первая блесна вчерне готова, надо только припаять к ней крючок, но как и чем? Но кто ищет, тот всегда найдёт. Я вспомнил, что недалеко от станции есть радиомастерская, а они там паяют разные детали, значит, смогут припаять и мне крючки к блёснам. Уже более уверенно я сделал вторую блесну. А из куска полтинника я сделал увесистее и длиннее блесну.

 

На другой день я пошёл в мастерскую и рассказал о своих проблемах.

– И будет рыба на эти малютки ловиться? – спросил кто-то из мастеров.

– А почему бы и нет. Вот наловлю рыбы и принесу вам в качестве оплаты килограмма полтора-два окуней.… Договорились?

До вечера я доводил до ума мои новоиспечённые блёсны, драил их. Точил жала крючков до совершенства и рано утром отправился на речку. Блёсны не хотели играть, так как я этого хотел. И, тем не менее, я наловил килограмма четыре приличных окуней. Самых крупных я отнёс ребятам в мастерскую и попросил напаять горушки на их животики. Дома я их доводил до ума: пробовал, как они играют в ведре с водой, подправлял напильником. А потом отшлифовал на кусочке бархата, найденном случайно в куче мусора. Итак, я готов во всеоружии к новому походу за рыбой.

Чуть свет я отправился на речку в надежде наловить хороших окуней. И надежды меня не обманули. За какие-то четыре часа я поймал килограммов шесть довольно приличных окуней и двух щучек. Со своим уловом я вышел на привокзальный базарчик и за каких-то полчаса распродал весь свой улов. Купил два килограмма сала, пачку соли, булку хлеба и пошёл в свой ДОТ вполне счастливый удачным днём.

 

На другой день я опять решил идти на рыбалку. Встал очень рано, погода меня не радовала: моросил мелкий дождичек. Но это меня не испугало, на днях я нашёл старенький плащ с капюшоном, напялил его поверх шинели, хоть это было и не очень удобно, но зато очень тепло по этой мерзкой погоде.

И я опять на речке, чем она меня сегодня порадует? Но первый же заброс превзошёл все мои ожидания – на блесне трепыхалась порядочная щука, которую я с трудом освободил от блесны. Новый заброс и снова щука, правда, поменьше.

Итак, начало совсем неплохое. Но потом несколько забросов ничего мне не дали. И я понял, что в этом омуте мне больше делать нечего, щуки ещё до меня выловили все, что можно было съесть. Зато в других омутах улов был более чем приличным, ловились в основном окуни, где-то грамм по 200. Часам к двум я наловил килограммов 9-10 и пошёл домой.

Дождичек перестал, и я направился прямо на пристанционный рынок со своим уловом. Рыба ещё трепыхалась, и я быстро распродал её и получил первый заказ на завтра на пять килограммов свежей рыбы, чего я, честно говоря, не ожидал.

 

Дома я подправил свои снасти, надраил до зеркального блеска свои блёсны, сварил из мелкой рыбёшки уху, нажарил на сале целую сковороду лука. Пообедал и уснул так, что только на рассвете проснулся. Проснулся бодрым и здоровым в чудесном расположении духа. Давно я не был в таком настроении, всё меня что-то тяготило и мешало жить по-человечески. А сегодня я чувствовал себя новорождённым, сильным, готовым преодолеть любые напасти и невзгоды. Сибиряки не сдаются, они могут гнуться, но не ломаются при любых невзгодах и бедах!

Я в самом хорошем настроении вышел из своего жилища. Погода была такая, как и вчера, моросил мелкий дождичек, но это меня ничуть не расстраивало.

Я прошёл чуть повыше вчерашнего места рыбалки и в первом же большом омуте при втором забросе почувствовал сильный толчок. И после небольшой борьбы выбросил на берег очень хорошую щуку, где-то на килограмм, а то и поболее. Итак, начало есть, притом очень даже хорошее. Прошёл ещё выше по течению. Здесь я ещё ни разу не был. Чем меня порадует этот омуток? Ещё одна щука и больше ничего. Пошёл ещё выше. Поймал пяток хороших окуней в этом омутке, да четыре поменьше.

Перешёл к следующему уже довольно большому омуту – начался настоящий праздник: один за другим берут очень хорошие окуни, где-то грамм по 300. А потом как отрезало, значит, надо идти дальше. Повторяется та же история, после пяти-шести поклёвок – тишина. Вскоре мне надоело идти всё дальше и дальше, и я решил на сегодня заканчивать этот бал, тем более что в моей сумке где-то около 10 кг рыбы.

 

Дождичек вроде бы прекратился, и я направился домой. Дома сбросил промокший плащ и чуть не бегом направился на базарчик, где меня, наверное, уже ждёт заказчица. Точно, она уже ждала моего прихода. Отобрала самую крупную рыбу, расплатилась, не торгуясь, и ушла, поблагодарив меня за доставленное ей удовольствие.

Я быстро распродал оставшуюся рыбу. Выручка была очень даже хорошей. На радостях я зашёл в магазин, купил кило сахара, пачку чая и даже пол-литра водки, чтобы согреться и снять напряжение и накопившуюся усталость.

Дома я нажарил картошки с луком, зажарил щуку, вскипятил чай.

Вдруг распахнулась дверь, и к моему огромному удивлению ввалился Петя. В новом обмундировании с двумя большими звёздочками подполковника и сияющей физиономией. Вот это подарочек для меня, так подарочек! Обнялись по-братски, и я его пригласил за стол.

– А я не один – со мной шофёр.

– Ну, так зови и его, места нам всем хватит, в тесноте, да не в обиде!

Вошёл здоровенный детина, поставил две бутылки водки на стол. Вышел, принёс ещё две бутылки водки, сумку с хлебом, консервами, хлебом, консервами и большим куском сала. Следом за ним появился мой Петя:

– А у тебя здесь не очень жарко. Значит, буржуйку тебе так и не установили. Я так и знал, и привёз тебе новую, она там в машине. Завтра сам установишь её, а сейчас сядем за стол и отметим встречу.

Я накинул на плечи свою старенькую, видавшую всякое на своём веку, телогрейку. Поставил и свою бутылку на стол, жареную щуку и сковородку с жареной картошкой и луком, нарезал хлеба.

– А вот ложек у меня только две, ну да я буду есть с ножа.

– Так дело не пойдёт. Неси-ка посуду, братец, – обратился Петя к водителю. Тот вышел и моментально вернулся с вещмешком, в котором звенела посуда. Вскоре всё это стояло на столе. Разлили водку по кружкам, и я на правах хозяина дома произнёс первый тост:

– Первый мой тост за здоровье моих гостей, за крепкую мужскую дружбу, которая никогда не ржавеет, в воде не тонет и в огне не горит! За тебя дружище!

Проговорили далеко за полночь. Собираясь уезжать, Петя снял с себя фуфайку и приказал при нём одеть её и добавил:

– Пусть она всегда будет на тебе, пусть греет тебя теплом моего сердца.

Потом они занесли буржуйку и трубы к ней. Сели в уазик, посигналили и укатили.

И потекли сентябрьские пасмурные хмурые дни. Я сделал себе буржуйку, и теперь у меня «Ташкент» и «Благодать».

Чуть ли не каждый день хожу на рыбалку, хотя уловы мои с каждым разом всё скромнее и скромнее, а в октябре вообще стали мизерными. Пришлось распродавать мою немудрёную одежонку. Продал за бесценок свой костюм, потом гимнастёрку и остался в одном нижнем белье и брюках, книги мои никого не прельстили, да и кому они нужны в это тяжёлое время. Работы в колхозе никакой, шабашки тоже. Спасает только картошка и лук, которых у меня навалом: ешь – не хочу.

Вот в первые дни ноября морозы сковали речку толстым слоем льда, и ни о какой рыбалке и речи не может быть. А что-то делать надо, жить как-то тоже надо, да и под лежачий камень вода не течёт.

Далее