Я работаю учителем
12 часть
Итак, первое сентября, первые уроки в
старших классах: прямо таки сверлящие глаза десятиклассников, как рентгеном
просвечивающие насквозь и немой вопрос у всех: «Что ты за фрукт и с чем тебя
едят? Будет ли противостояние или единение
интересов?»
Начал я с краткого Обзора самых выдающихся
писателей Франции Гюго, Дюма… Спросил, читал ли кто «Трёх Мушкетёров», «Графа
Монтекристо», «Собор Парижской Богоматери»… В ответ жуткая
тишина.
– Да, вы меня повергли в изумление. А ведь
при крепостном ещё праве многие крепостные говорили на французском языке, так же
свободно, как и на родном русском. С вашей Помощью мы этот пробел быстро
устраним, было бы на это ваше желание, а я вижу, что оно у вас
есть…
Полетели, замелькали напряжённые, сжатые до
предела уроками и различными мероприятиями учебные дни. Мелькнул сентябрь, а с
первого октября начались занятия в вечерней школе, где мне пришлось вести
русский язык и литературу, и немецкий язык. С 8 часов утра и до 11 ночи я каждый
день был в школе, так что дома я был гостем. В полном смысле этого слова. Жену
свою и дочурку я видел только по воскресеньям, да и то не всегда, почти каждое
воскресенье было какое-то мероприятие, на котором моё присутствие было
обязательным. Так что семья моя была предоставлена на произвол случая. В чём я
не снимаю нисколько своей вины, а где-то после Нового года сказалась самым
плачевным и печальным образом – жена моя загуляла с соседским парнем. О чём я
узнал случайно только в мае, когда уже всё село знало даже в подробностях всё
это. Только в глаза мне никто ничего не говорил. И как всегда о своей беде
последним узнает пострадавший, так случилось и со
мной…
А пока я все свои силы, знания и способности
целиком отдавал школе, где среди учеников, коллег и родителей уже пользовался
неплохим авторитетом. На Новый Год в сельском клубе дали большой концерт, а на
зимних каникулах в райцентре дали повторный концерт, где особым успехом
пользовался наш конферанс на злободневные темы района и нашего
села.
Например:
«НЕХВАТА»
Вышел трактор из
ремонта,
Вид у трактора того
−
Заводили всей
бригадой,
Ну а трактор не
заво…
Я купил пимы в
артели,
Отделка радует
глаза.
Проносил одну
неделю
Начали вдруг
располза…
Короче, завоевали первое место и похвальную
грамоту для всего коллектива и отдельно за наш
конферанс.
Зимние каникулы я провёл со своею семьёй,
чему особенно была рада моя маленькая
дочурка.
Мелькали месяцы зимы и весны, заполненные
уроками и различными мероприятиями. Здоровье моё было хорошим, и я с честью
выдержал такую колоссальную нагрузку. Но беда с семьёй надрывала мои моральные
силы, я не знал, как мне жить дальше и что делать. Посоветовался с директором, с
которым мы стали закадычными друзьями. Он только пожал плечами и развёл руками,
молвив: «Тут я тебе не советчик, решай сам! Да в Сибири жить невозможно
никак. Особенно учителю»…
Поехал к ЗавРОНО, тот категорически против
моего увольнения, я к первому секретарю Райкома партии, тот выслушал мою
исповедь и попросил ЗавРОНО, удовлетворить мою просьбу. Получив полный расчёт, я
заехал попрощаться к дяде Феде, от него до
Большеречья.
Моя мама встретила нас с радостью… Угостила
варёной рыбой, которая была у неё вчера готова для ужина. Я немного её
попробовал и сказал, что рыба не очень уже хороша, как хотелось бы. Она собрала
всё с тарелки, положила это в кастрюлю, вынесла во двор и выбросила курам. Я
глазам своим не поверил, что можно так делать. На мой недоумённый взгляд она
ответила, что здесь рыбой кормят свиней, и что это обычное дело, так как это
самый дешёвый корм. Потом из печки вынула сковороду с огромными карасями и
усадила нас за стол обедать. На мой вопрос, где же мои братики ответила, что они
на рыбалке и ловят на соседнем озере таких вот больших карасей и будут не
раньше, чем поздним вечером, прихватят вечернюю зорьку, когда рыба особенно
хорошо ловится.
В это время пришёл отец, ему уже кто-то
сказал, что приехал его сын со всем своим семейством. Отец весь сиял от радости,
обнял и расцеловал всех по очереди, поставил на стол пол-литру водки, а две
бутылки поставил в шкафчик, который висел на
стене.
Я вкратце рассказал о том, как мне
работалось в Евгащино, как живётся дяде Феде, что у них нового, что Алёша
женился и ждёт пополнения семейства, что я совсем уволился, и что будем
совместно решать, как нам жить дальше. Пришли соседи, пришли мои братики,
наловили ведра два большущих карасей, каких я никогда и не ловил за всю свою
жизнь.
Проговорили далеко за полночь, а рано утром
отец уехал в райцентр, уволился и получил полный расчёт. В обед он был уже дома
и за два дня по дешёвке распродал всё своё хозяйство. Утром мы уже были в
Кургане, купили билеты до Уфы, и вот скорый поезд мчит нас по
Уралу.
Как же красивы Уральские горы, насколько
глаз видит всюду сосновые и еловые стволы, быстрые горные речушки, а травы по
пояс и выше и всё это цветёт и благоухает, запах цветущих трав проникает в
вагоны, и невозможно оторваться от окна и поневоле любуешься этой благодатью.
Особенно красивы горы от Златоуста до Миньяра, а река Сим это вообще воплощение
сказочной красоты, очарование и волшебная красота покорили меня навечно. Здесь
как в сказке, но только летом, но каково зимой. Горы есть
горы!
Но мы изрядно намёрзлись в Матушке-Сибири, и
хочется туда, где потеплее. И мы едем всё дальше и дальше, внимательно
разглядывая окружающие окрестности. Миновали Ашу, Урман. Станция Иглино, стоянка
20 минут.
Внезапно отец
командует:
– Быстро
выгружаемся!
Через 10 минут мы и весь наш багаж уже на
перроне. До Уфы 60 километров, но делать нам там нечего. Будем искать наше
счастье здесь. Вы все оставайтесь на перроне, а я и Николай пойдём на
разведку.
У первого же встречного спросили, где здесь
ближайшая школа, тот ткнул пальцем в длинный ряд бревенчатых одноэтажных
строений и пошёл молча дальше.
На наше счастье директор оказался в школе.
Отец рассказал ему обо всех наших проблемах и попросил помочь, если это в его
силах. Тот внимательно просмотрел наши документы и трудовые
книжки:
– Что же попробую помочь. ЗавРОНО мой друг и
более чем уверен, что он сумеет утрясти все эти неурядицы. Ну, а где же ваши
семьи?
– На
перроне.
– Что же с вами делать? На неделю я смогу
вас разместить в одном из классов. Выбирайте любой из классов и располагайтесь.
Вот только постели у меня нет.
– Ну, это проблема разрешимая, так что
беспокоиться особенно и не стоит.
И вот через полчаса все наши пожитки были в
коридоре школы. А директор в это время уже успел позвонить ЗавРОНО и
договориться о встрече с ним. Мы договорились с мамулей, что они обустраиваются
в одном из классов, а мы идём в РОНО искать работу. Директор о чём-то минут 20
говорил с ЗавРОНО. Потом нас пригласили к нему в кабинет, шеф внимательно
просмотрел наши документы и трудовые книжки, подумал и
сказал:
– Что же вам сказать? Тихона Федотовича я
могу назначить в Балажинскую семилетку учителем истории и географии, а Вам
молодой человек могу предложить быть у меня инспектором, оклад по штатному
расписанию и три раза в месяц в командировках. Вас это устраивает? Да кстати,
Балажи находятся в очень живописной местности, недалеко от реки Сим. Кругом
липовые леса. Жить будете в одном доме с директором школы, дровами вас
обеспечат. Правда, Балажи в 60 км от
райцентра.
– А как мне быть с моей
семьёй?
– Квартирой мы вас обеспечим, правда, это
будет однокомнатная квартира с коридором. А дров на зиму вам подвезём через пару
дней. Вас устраивают такие условия?
Мы с отцом переглянулись, отец утвердительно
кивнул головой, а я сказал, что тоже
согласен.
– Вот и хорошо. Сейчас я напишу приказы о
вашем назначении, получите у секретаря выписки из приказа. Вас, Тихон Федотович,
мы отвезём в Балажи где-то на днях, А Вы, Николай Тихонович, к 9 часам утра уже
выходите на работу. Можете быть свободны. До свиданья и всего вам
доброго!
Когда мы вернулись в школу, там вот всю
кипела работа: все парты вынесли в коридор, потолок и стены классной комнаты уже
побелили, протёрли стёкла в окнах, а мамуля мыла
полы.
Через час пришёл наш директор посмотреть,
как мы обустраиваемся на новом месте. Стены и потолок сияли чистотой, а пол
блистал как только что надраенная палуба
корабля.
– Вот это, да! – только и нашёлся, что
сказать он.
Мама спросила у него, где бы приготовить
ужин. Он повёл её в школьную столовую, показал в каких кастрюлях она может
готовить, дрова во дворе, сколько надо, столько и берите, не удержался и
спросил:
– А сибирячки все такие
чистоплотные?
− Да это у нас в
крови.
– А как Вас
зовут?
– Анна Емельяновна или зовите просто Аней
…
За ужином подробно обсуждали события
прошедшего дня, строили планы на ближайшие
дни.
На другое утро я встал часов в шесть,
побрился и 8 часов я уже был в РОНО. В половине девятого все работники РОНО были
уже на месте.
Одного из инспекторов звали Михаил Иванович,
среднего роста, полный, почти квадратный широкоплечий мужчина лет 40 с начавшей
уже седеть богатой шевелюрой. Он мне сразу понравился и ровным обращением с
людьми и доброжелательностью, и вечной улыбкой на полных красных губах. Он
курировал начальные классы района и имел большой авторитет среди учителей, так
как чудесно знал все тонкости этой непростой
профессии.
Вторым инспектором был обрусевший татарин,
Борис Васильевич, курировавший математику, физику, химию и биологию. Его очень
не любили учителя за въедливый и зловредный характер, любил, чтобы перед ним
лебезили, заискивали и просто таял перед каждой юбкой, о чём знали все
учительницы и чем очень широко пользовались. На первых порах он и меня и хотел
подчинить своему влиянию. Но вскоре ему пришлось отказаться от таких попыток: не
знаю, как он был силён в математике и химии, но в биологии и физике я был
значительно эрудированнее его, в чём он имел вскоре возможность
убедиться…
И вот теперь они принялись знакомить меня со
всеми тонкостями и нюансами инспекторской премудрости, на что шеф, послушав
Борины проповеди, сказал:
– Прежде всего, будь внимателен к людям и
уважай их достоинство. Это и есть главное в нашей работе. Завтра в Балажи поедет
машина, отвезёт твоего отца с его семейством и тебя, познакомишься с директором
и проверишь, готова ли школа к началу учебного года, и чем ему надо помочь. А
сейчас иди домой, приводи в порядок свою квартиру, её только что освободили. А
если что-то будет надо, обратись к директору школы, где вы сейчас
живёте.
На следующий день в 8 утра подъехала
полуторка, погрузили наши вещички, мамуля села рядом с шофёром, а мы пятеро
разместились в кузове, кто на скамейке, а кто на
матрасе.
Вот пылит наша полуторка по просёлочной
дороге с одного холма на другой, колхозные поля сменяются липовыми перелесками.
И чем дальше уезжали от Иглино, тем выше становились холмы, тем пышнее
становилась растительность, особенно красивы были липы, которые только что
зацвели, и медвяный запах, казалось, насквозь пропитал всё вокруг. Восторгам
нашим не было предела.
Наконец, где-то часа через два, мы подъехали
к школе. Школа как школа – несколько одноэтажных деревянных построек. Директора
в школе не оказалось, поехали к нему домой, а это всего в одном квартале от
школы. Услышав шум подъехавшей машины, директор вышел на крыльцо, подошёл к
машине, помог мамуле вылезти из кабины, а при её габаритах это было не так-то и
просто. О нашем приезде он видимо знал, поэтому знакомство оказалось недолгим: я
показал ему моё командировочное удостоверение, отец отдал ему копию приказа о
назначении в Балажинскую семилетку преподавателем истории, географии и труда.
Директор показал вторую половину дома, где отцу предстояло
жить.
Это были две небольшие комнаты с огромной
печью, которая разделяла и обогревала обе комнаты. Мама новым жилищем осталась
довольна и сразу же принялась наводить в нём порядок, а мы трое мужчин
отправились в школу, где директор показал мне все классные комнаты и школьную
мебель.
Всё было в идеальном порядке, хоть сегодня
начинай занятия. Я поблагодарил Василия Ивановича за образцовое содержание школы
и спросил, какая ему нужна помощь. Тот рассмеялся и сказал, что в Балажах всегда
и всего в достатке, в чём вы сами вскоре
убедитесь.
Иглино. 3 августа 1955
года
Из школы мы пошли в магазин, где отец купил
два эмалированных ведра, тазик, пряников, печенья, разных конфет и всяких круп в
оба ведра, хозяйственного и туалетного мыла. И мы потихоньку пошли на квартиру,
где мамуля развернула такую кипучую деятельность, что братики мои носились по
двору, выполняя её бесконечные распоряжения и указы. Она уже успела побелить
потолок и стены и принялась драить полы, одновременно отдавая всё новые и новые
указания, которые надо было выполнять неукоснительно и мгновенно. Непослушания
она не терпела, но и никогда никого не наказывала, самым большим наказанием был
её упрёк, что её обидели непослушанием.
К нашему приходу она фактически уже привела
квартиру в божеский вид, расстелила домотканые половики и посередине комнаты
поставила единственную табуретку, а другой мебели у нас и не было: так как
возить за собою мебель никакого смысла нет – невыгодно, и
неудобно.
Директор, отец и я вошли в комнату и
увиденное нас остановило: на табуретке сидела мама, братики сидели на половике
и, обнимая мамочку, широко открытыми глазами смотрели на нас, готовые по первому
слову их драгоценной повелительницы лететь и выполнять её указания. Это было так
необычно, что никто из вошедших не посмел нарушить эту
картину.
Отец, молча, поставил оба ведра и
свежевымытый пол, повернулся и вышел во двор. Директор и я вышли следом и втроём
закурили: по идее надо было бы присесть, чтобы спокойно покурить, но присесть
было не на что… Директор моментально сообразил, что ситуация довольно-таки
критическая и исчез в своей половине дома и тут же вернулся с четырьмя
табуретками. Мы уселись вокруг четвёртого стула, на который выложили свои пачки
«Беломора». Потом Иван Иванович взглядом позвал меня, и мы пошли к нему в дом и
вынесли огромный кухонный стол, занесли в прихожую квартиры
отца.
В это время пришли уборщицы и принесли
большую кастрюлю с борщом и во второй тушёную картошку с мясом и четыре булки
хлеба. Мамуля быстро переоделась и организацию застолья взяла в свои руки.
Откуда-то извлекла на свет божий две пол-литры водки, Иван Иванович быстро
смотался на свою половину, принёс ещё две бутылки белой, отец из своего
загашника извлёк ещё две бутылки водки и вот все уселись за огромный кухонный
стол и тут только обнаружилось, что на всех не хватает чашек и ложек, отправили
в магазин одну из уборщиц, купили недостающее и до поздней ночи распевали
русские народные песни, а потом прямо на полу улеглись вповалку и гости, и
хозяева, чтобы на рассвете встречать новый день опять за этим же
столом.
Такое начало совершенно устраивало Ивана
Ивановича, а особенно его шестилетнюю дочь, в которой он души не чаял и не знал,
чем и как ей угодить. Общение этой избалованной принцессы с моими братиками
строились на равноправии и взаимопонимании.
Но что особенно покорило Ивана Ивановича,
так это то, что она с утра до ночи пропадала в квартире моего отца, не
капризничала и ела с таким аппетитом всё, что ни поставит мамуля на стол. Что
жена директора диву давалась, как моей маме удавалось без особых, казалось бы,
усилий совладать с этой строптивой девчонкой. И что особенно покорило
директорскую чету так это то, что она буквально на второй день стала звать мою
маму «мамулей», точно так же, как звали её мои братики, и безукоризненно чётко
выполняла все её требования и указания, что было совершенно непонятно педагогу с
высшим образованием.
А вскоре та договорилась с моей мамой, что
она доверяет свою Настёну моей маме и будет обеспечивать питанием всех четверых
малышей. А когда я на Новый год приехал к ним в гости, то оказалось, что и
ночует Настёна зачастую вместе с моими братиками на печи. Хотя отец сделал в
горнице огромнейшие полати, которые вплотную примыкали к печке и составляли
вместе с нею как бы единое целое, где можно было порезвиться и комфортно улечься
поспать. И никаких нареканий со стороны родителей Настёны не было. А это и было
главным во взаимоотношениях двух семей, живущих под одной
крышей.
Зато у меня началась очень напряжённая
жизнь: бесконечные командировки. А так как транспорта в РОНО не было никакого,
то приходилось добираться до школ пешком и в любую погоду, особенно если там
случалось какое-то ЧП. Без этого не было ни одной недели, чтобы чего-нибудь да
не случилось. А так как я был самый молодой, то и доставались такие командировки
обычно мне, а отбрыкиваться не умел, да и это занятие охотно
терпел.
Как-то в одной из таких командировок меня
занесло снегом в поднявшийся внезапно буран. Только на третьи сутки случайные
путники наткнулись на меня… Обмороженного меня привезли прямо в больницу, где я
пролежал почти полтора месяца.
Но нет худа без добра. В больнице я
познакомился с хирургом, который вскоре стал моим другом и ангелом-хранителем.
Это он под пьяную руку вырезал мне аппендицит. А дело было так: на стажировку в
больницу прислали пятикурсника, который по пьяной лавочке похвастал, что вырежет
аппендицит за полчаса.
– За полчаса – это ерунда, я за 15 минут
вырежу, – вскипел задетый за живое мой будущий друг и приказал срочно готовить
операционную к работе.
Но нужен ещё и больной, которому срочно надо
удалить аппендикс. А таковых в больнице не оказалось в данный момент. И тогда в
качестве подопытного кролика мой друг подсунул меня. Он так горячо убеждал меня,
что спасает мне жизнь, что я был вынужден согласиться на немедленную операцию.
Вот я на операционном столе. Дали выпить стакан водки и операция
началась.
Через три дня меня выписали из больницы, но
рана никак не хотела заживать. Пришлось дать мне больничный ещё на неделю и
направление к фельдшеру, чтобы тот хорошо посмотрел, что со мною. А фельдшер был
тёртый калач, фронтовик, а опыта у него хватило бы на десятерых. Он сразу же
заявил, что операцию делали в большой спешке, видимо, с пьяных глаз, ну а коль
так, то не мудрено, что что-то забыли вытащить из раны. Он взял пинцет и начал
ковыряться в ране, и к великому моему удивлению вытащил оттуда полуметровый
кусок бинта, затем снова начал копаться в ране и вынул алюминиевый зажим, а
потом покопался ещё, залил рану каким-то
раствором.
От страшной боли у меня брызнули слёзы,
моментально вспотел и мысленно я пожелал дружку своему такую же участь, если
попадёт когда-то на стол к хирургу.
– А ты молодец, не очень стонал, когда я
ковырялся в твоей ране. Как это больно я знаю по себе, мне ведь тоже оттяпали
ногу без наркоза простой ножовкой во фронтовых условиях. Завтра придёшь на
перевязку, и всё заживёт как на собаке, это я тебе гарантирую на все 100%.
Принеси бутылку водки, может понадобиться…
Уже в первых числах марта я опять пешим
ходом ушёл в командировку, а оттуда через неделю привезли с двусторонним
воспалением лёгких прямо в больницу: где, когда и как я умудрился простыть я так
и не знаю.
