Был ли в древности у Руси свой собственный флот?
Немцы, оседлавшие русскую науку в середине XVIII в., вот что сообщают о
нашем московитском варварстве якобы бытовавшем у нас в допетровскую эпоху:
«Россия тогда не имела ещё ни одного корабля на море и ей вовсе не известно было
кораблеплавание».
То
есть не только кайла каменного-де не имела, но и понятия о
нём!
Ну, это уже что-то принципиально новенькое.
Хотя и не совсем: данный «труд» увидел свет ещё в незапамятном 1788 году, когда
немцы, посаженные немкой на Русском троне во главу российской науки, как раз и
изобретали версию про город Глупов.
Однако же куда как более справедливым на эту
тему является все же следующее мнение: «Пётр вовсе не создал русский флот, и, если
бы на свете существовала справедливость, именно об этом сегодня повествовали бы
все учебники».
Одной из первых сказок, приписанных
«реформатору», является им якобы прорубленное некое такое «окно в Европу».
Однако же прекрасно известно, что: «…рыболовный и торговый флот в Московии XVII
века был. Поморские лодии-кочи добирались до Англии и Шпицбергена, а могучие
каспийские бусы ходили в Персию и
Азербайджан».
Кстати, когда эти «первооткрыватели» после
нескольких неудачных попыток, наконец, всё же в середине XVI в. достигли Новой
Земли, то оказалось, что уж для русского человека эта земля вовсе никогда не
была новой. «Первооткрыватель» Баренцева моря, Виллем Баренц, высадился в одну
из «первооткрываемых» голландцами бухт. И вот что больше всего поразило этого
иностранца, чьё имя сегодня красуется в наименовании одного из Русских морей: «тут они нашли остов русского
корабля».
Но и не только тут. Вот на что они
наткнулись на других «неизведанных» островах: «Добравшись на лодке до берега, они
наткнулись на следы людей, которые, очевидно заметив моряков, успели убежать.
Именно там оказалось шесть полных мешков ржаной муки, спрятанных в земле, и куча
камней у креста, а в расстоянии ружейного выстрела стоял ещё другой крест с
тремя деревянными домами, выстроенными по северному обычаю. В этих домах они
нашли много бочарных досок и поэтому сделали предположение, что тут ведётся
ловля лососевых рыб; они обнаружили также пять или шесть гробов, полных костями
умерших, не зарытых в землю, а заваленных камнями. Там лежала также сломанная
русская ладья, длина киля которой была 44
фута».
Так что даже и здесь они вовсе никогда не
были первыми, о чем сами же и признаются. У Вайгача: «мы пошли к якорной стоянке, которую назвали
Ворванным заливом, потому что там нашли склад
ворвани».
«Продвинувшись приблизительно на две мили вглубь страны, мы нашли
различные повозки, нагруженные шкурами, салом и подобными
товарами».
Чего же они там такого «исследовали» в
русском Заполярье − закромах России?
Больше похоже на самый настоящий корсарский
наезд, что этот самый «исследователь» и сам вовсе не отрицает, подробно описывая
действия своей вторгшейся в пределы чужого государства вооружённой до зубов
флотилии. И почему сегодня это море именуется Баренцевым − непонятно. Так как
сам Баренц очень часто описывает не только наличие в данной местности русских
складов и стоянок, но и русских кораблей.
Например:
«мы увидели русский корабль, шедший на
парусах».
«Когда мы приблизились к берегу, то увидели шесть русских
кораблей».
Так что же это были за
корабли?
«…поморская лодия, водоизмещением до 500
тонн».
Вот какие мы имели здесь огромные корабли.
Так что безграмотность и нахальство немцев, изобретших свою о нас ну уж вовсе не
остроумную версию, просто шокирует. В погоне за обещанной им мздой от
изобретения сказки о России они выглядят теперь более чем нелепо − даже при
описании ими своих здесь у нас, на Русском севере, каких-то особых в
мореплавательских упражнениях достижений. Но мы их вовсе не собираемся в чём-то
оправдывать. Чужая глупость особенно заметна тогда, когда людьми, в погоне за
гонораром, теряется чувство всякой меры. Причём, выясняется, что они не
ознакомлены даже с сочинительствами своих собственных писателей. Вот, например,
что сообщает о способности передвижения по морю автор трактата XII в. немец
Гельмольд.
Когда вновь был отстроен сгоревший до этого
в прошлом славянский город Любек: «…отправил герцог послов в города и северные
государства − Данию, Швецию, Норвегию и Русь… чтобы они имели свободный проезд
[морской, понятно дело: из Швеции и Норвегии иного и быть не может] к его городу Любеку. И установил здесь
монету и пошлину и самые почётные городские права. И преуспевал с этого времени
город во всех делах своих, и умножилось число его жителей [в том числе и за
счет переехавших сюда через море в этот морской порт русских
купцов]».
Вот ещё эпизод о наличии у славян кораблей
на Балтике. В данном случае тем же Гельмольдом сообщается уже о способе борьбы
славян Померании, понятно дело, более чем привычных к мореходству, против
засилья немецких, что выясняется, чисто сухопутных
варваров.
Славяне, не видя возможности отбиться от
превосходящих сил врага:
«…скрылись в лесах, посадив семьи свои на
корабли».
Те самые, которых у них, что талдычат нам
немцы со своими о нас историями по истории, якобы в наличии у нас не имелось и
более половины тысячелетия спустя свидетельства Гельмольда! Очень смешная
шуточка.
Вот ещё фраза
Гельмольда:
«Бирка же − самый знаменитый город готов,
расположенный в центре Швеции… куда обычно имеют обыкновение собираться для
различных торговых надобностей все корабли данов, норвегов, а
также славян, сембов (Cембы − балтийское племя. См. Adam, II, 22) и других народов
Скифии».
Так что флот и, причём, именно на Балтике, у
нас, о чём сообщает немецкий писатель ещё XII века (1164 г.), очень даже имелся.
Потому-то купечество наше зазывали на жительство даже в немецкий морской порт
Любек. И потому в его окрестностях славяне, дабы спастись от немецких в ту еще
пору чисто сухопутных варваров, садили свои семьи на корабли и спасались от них
в открытом море. А рискнули бы они это сделать, если бы их враги имели пусть и
захудалый, но какой-либо мало-мальски пригодный для плавания по Балтийскому морю
флот?
Да
никогда.
Причём, что свидетельствует все тот же
Гельмольд, наши корабли, что было куда как и ещё много ранее, посещали и Швецию.
Своих же земляков среди морских народов, ознакомленных с наукой кораблевождения
в акватории Балтийского бассейна, он не упоминает
вовсе.
Вот ещё очередное свидетельство о
беспочвенности придуманной немцами истории о своем-де господстве на
Балтике:
«Показательно, что в списке народов у Гельмольда… “готы” как таковые
отсутствуют, а Готланд в “Хронике” ни разу не
упомянут».
То есть германец ещё тех времен являлся
исключительно сухопутным варваром, в чём сам, в лице хрониста Гельмольда, и
признаётся. Лавры торгового острова Готланда, как центра немецкой торговой
кампании Ганзы, что следует из свидетельства Гельмольда, были приписаны
германцам, как якобы знакомым с судовождением на море, явно много позднее
свидетельств Гельмольда.
Потому германец тех времён мог
довольствоваться у попавших в его лапы неприятелей пока лишь отобранием земли и
свободы. Знания он будет у них отбирать и присваивать себе лишь много позже.
Тогда же и историю перепишет под себя. Тогда и остров Готланд произведёт в
центральный пункт якобы существовавшей в те времена торговой республики Ганзы.
Пока же, заметим, в середине XII в., ни о каких плавательных средствах,
имеющихся в наличии у его соотечественников, в многотомном весьма пухлом
фолианте, Гельмольдом упомянутыми не оказалось. То есть немец, что
подтверждается им самим же, был в те времена лишь грязным сухопутным
варваром.
Потому Пётр, расхваленный на сегодня как строитель Русского флота, что
уже на самом деле, никаким первооткрывателем в области русского мореплавания
быть просто никак бы и не мог.
Понятно дело, впоследствии, оказавшись
отрезанными от Балтики, наши суда временно исчезают с этого моря. Однако ж, что
выясняется, не насовсем. Вот что об их наличии сообщает в эпоху, предшествующую
петровской, швед Кильбургер:
«…часть товаров, идущих через Восточное море [Балтику]… привозится
самими русскими прямо в Россию на своих ладьях из
Швеции…».
Так что первооткрывательство в данной
области Петра является самой настоящей ложью − ничем
более.
Конечно же, ряд преимуществ перед нашими
бусами и кочами, хорошо известными нам по Белому и Каспийскому морям, Сухоне и
Волге, имели и голландские суда. Но это больше относится к специфике тех морей,
где ими пользовались. А это моря всё же, в сравнении с нашими, достаточно
тёплые. В наших же северных водах, что и понятно, более предпочтительно было
иметь корабли исключительно отечественной постройки. Между тем, пусть наши суда
в ту пору, когда Россия враждебными государствами оказалась на время отрезанной
от океанов, и не рассекали необъятные просторы между материками на своих судах,
но даже на достаточно небольших морях мы использовали самые крупные корабли того
времени:
«…испанский галеон, легко ходивший через Атлантику, не на много лучше
снаряжен и, уж конечно, не крупнее каспийского
буса…
…кто, собственно, мешал Петру совершенствовать русский флот, не
уничтожая его?..».
А то, что военно-морской флот у нас был,
имеется множество подтверждений. Английский адмирал и морской историк Фред Томас
Джейн писал:
«Русский флот, который считают
сравнительно поздним учреждением, основанным Петром Великим, имеет в
действительности больше права на древность, чем флот британский. За столетие
до того, как Альфред Великий, царствовавший с 870 по 901 год, построил
британские корабли, русские суда сражались в морских боях. Первейшими моряками своего времени были они
− русские».
Но и не только в столь древние эпохи, но уже
и во времена прекрасно всеми запротоколированные, во времена Ивана Грозного, наш
флот никуда ещё не пропал, хоть к тому времени от европейских морей мы и были
временно отрезаны навалившимися на нас со всех сторон
врагами:
«О русском военном флоте упоминается в
1559 г. Царский стольник Даниил Адашев, под началом которого был восьмитысячный
экспедиционный корпус, построил в устье Днепра корабли и вышел в Русское море.
Вот что пишет о русских фрегатах генуэзский префект (торговый представитель) в
Кафе (ныне Феодосия) Эмиддио Дортелли Д'Асколи, координировавший на окраинах
России деятельность работорговцев: “Они продолговатые, похожи на наши фрегаты,
вмещают 50 человек, ходят на вёслах и под парусом. Чёрное море всегда было
сердитым, теперь оно ещё чернее и страшнее в связи с
московитами...”
Черноморский военный флот под началом
Адашева дал бой турецкой флотилии. Около десятка турецких кораблей было сожжено,
два корабля были захвачены. Дальнейшие жалкие потуги турецкого флота победить
наш флот успехов не принесли. Крымское ханство, казалось, доживало последние
дни: русские в течение трёх недель опустошали караимские поселения, приносившие
немалый доход казне
султана.
Балтийский
военный флот тоже успел неплохо зарекомендовать себя. В 1656 г. Царь двинулся
освобождать от шведа всё побережье Балтики. Патриарх Никон благословил “морского
начальника воеводу Петра Потемкина” “итти за Свейский рубеж, на Варяжское море,
на Стекольну и дале” (на Лондон? — авт.). Корпус гардемаринов насчитывал 1 570
человек. 22 июля 1656 г. “морской воевода” Потемкин предпринял военную
экспедицию. Он направился к острову Котлин, где обнаружил шведов. Об итоге
морского сражения он рапортовал Царю: “Полукорабель взяли и свейских людей
побили, и капитана Ирека Далсфира, и наряд, и знамена взяли, а на
Котлине-острове латышанские деревни высекли и выжгли”. Об эстонцах упоминаний он
не оставил... Вы не догадываетесь,
почему?
Во время Русско-турецкой войны
1672–1681 гг. в море вышла эскадра под командованием Григория Косагова. Корабли
же этому “морскому воеводе” строил русский розмысл Яков Полуектов. Французский
посланник при дворе султана Магомеда IV писал об этой эскадре: “На его
величество (султана) несколько судов московитов, появившихся у Стамбула,
производят больший страх, чем эпидемия
чумы”.
Итак, мы видим,
что флот у России был с незапамятных времен. Так почему же до сих пор создателем
Русского флота считается Царь Петр I?».
А уничтожен им флот вот каких размеров и
масштабов. Как отмечает Эвлия Челеби, турецкий путешественник середины XVII, в
его времена, то есть во времена Михаила и Алексея Романовых, по
Волге:
«…несколько тысяч кораблей ходят в Москву и
обратно».
То есть несколько тысяч русских торговых
кораблей!
А кроме Волги суда у нас ходили ещё и по:
Северной Двине, Сухоне, Яику, Самаре, Оби, Иртышу, Ангаре, Тунгуске, Лене,
Москве, Енисею, Клязьме. И по двум морям: Каспийскому и Белому. То есть судов по
всей стране, до Петра, у нас имелись десятки
тысяч…
Причём:
«…имеются столь огромные корабли, что на
каждом помещается по две тысячи человек. Это − корабли, которые ходят в земли
Китая, Фагфура, Казака, Терека… На них имеются большие
пушки».
Кстати, возможность передвижения наших
кораблей как вниз по течению, так и вверх, то есть против течения, зафиксировали
и арабские писатели, причём, ещё раннего
средневековья.
Ибн
ал-Асир:
«В
этом, 332 [943/4], году отряд русов вышел к морю и направился в некоторые
стороны Азербайджана. Сев на корабли в море, они поднялись по реке Курр − это
большая река − и дошли до города Барда'и. И вышел к ним наиб Марзбана в Барда'е
во главе многих дейлемитов и добровольцев… И они встретились с русами. И не
прошло часа, как мусульмане обратились в бегство перед ними и все дейлемиты были
перебиты. И погнались за ними русы до города, и убежали те, у кого были верховые
животные, и покинули город, который заняли русы… И пришли мусульманские войска
со всех сторон, и русы вступили с ними в сражение, но мусульмане не в силах были
противостоять им».
Моисей Каганкатваци
добавляет:
«Не
было возможности сопротивляться им. Они предали город лезвию меча и завладели
всем имуществом жителей (Моисей Каганкатваци, История Агван. Перевод
К.Патканьяна, стр. 275-276)».
И чтобы хоть приблизительно оценить
количество перевезённых против течения Куры русскими кораблями морских
пехотинцев раннего средневековья, следует взять из повествования ал-Асира и ещё
очередную фразу из рассматриваемого им военного
противостояния:
«После того… собрал Марзбан ибн-Мухаммед
людей, и предложил им выступить в поход. И дошло число собравшихся у него войск
до тридцати тысяч, и выступил он во главе их, но не был в состоянии
противостоять русам. Он сражался с ними по утрам и по вечерам, но всегда
возвращался разбитым. Так продолжалось много
дней».
Якут уточняет это много
дней:
«И
они (Русы)… в течение года владели Бердаа (Якут, Большой Словарь, изд.
Вюстенфельда, т. II, стр. 834)».
Вот такие вот массы морской пехоты,
способные противостоять сухопутным войскам противника, пришедшим на выручку
одного из крупнейших своих городов не только со всех сторон, но затем и ещё
усиленного новым собранным врагом воинством, уже тридцатитысячным, могли
перевозить русские суда, причём, даже против течения. То есть перевозить
количество воинов, способного разбить сначала 15-тысячное, затем 25-тысячное, а
затем ещё и 35-тысячную орду всё наседающего врага. То есть общей суммой
разбитых теми грозными воинами руссами врагов было что-то порядка сотни
тысяч.
А поднимать наше столь победоносное и уж
вовсе не маленькое числом воинство приходилось, повторимся, в акватории реки
всё-таки горной. В данном случае Куры − равнинной никем никогда не
именуемой.
Но вот в чём заключается особенность тех
наших древних конструкций плавательных средств, позволяющих руссам тех ещё очень
отдалённых от нас эпох держать в страхе даже такие весьма отдалённые от наших
исконных земель области, как города Азербайджана, которые повторно покорять
придёт сюда всеизвестный нам Стенька Разин лишь через 700 лет после описываемых
ал-Асиром событий. Причём, придёт сюда, как внушает нам лжеистория, на каких-то
весьма примитивных речных посудинах −
челнах.
Мало того, вместо нас мореходами признаны
арабы. И истории историков внушают нам, что именно они якобы всегда и являлись
некими такими морскими путешественниками.
Но всё это ложь. Что следует лишь из
продолжения нами начатого рассказа араба
ал-Асира:
«Затем они (русы) выступили ночью из замка и понесли на своих спинах
сколько пожелали денег и другого имущества, направились они к
Курру».
«Там стояли наготове суда, на которых они приехали из своей страны; на
судах матросы и 300 человек Русов».
«…и сели на свои корабли и ушли, и так как войска Марзбана не в силах
были преследовать их и отнять что было с ними, они их оставили, и бог очистил
страну от них».
То есть властвовавшие в те времена в
Азербайджане арабы, что на поверку нами обнаруживается, являлись варварами чисто
сухопутными, не имеющими на Каспии для отпора неприятеля даже каких-либо самых
жалких посудин, способных прийти на выручку не то что по первому зову, но и
вообще когда-либо прийти. Потому-то и были не в силах противостоять
белым людям, имеющим на своём вооружении сверхоружие настоящей цивилизации −
морские корабли.
Правда, и через 700 лет после описываемых
событий ватаге Стеньки Разина, пришедшей сюда на морских судах, противостоять
было нечем − местные сардары так всё ещё и оставались в том примитивизме, о
котором пишут ал-Асир и Якут, Каганкатваци и ибн Мискавейх, сообщая про события
943–944 гг.: они являлись варварами чисто
сухопутными.
Такими же сухопутными варварами, что уже
теперь для нас в полное удивление, так как их пропаганда нам давно все уши
пробуравила про неких таких «великих викингов», в сравнении со славянами, в
древние времена являлись и скандинавы. Потому как вот что сообщается о
славянских флотилиях в эпоху Юлия Цезаря.
Генрих Штаден (XVI
в.):
«…на третий год покорения Галлии винетяне явились с флотом к берегам
Бретани на помощь жителям. О них цесарь говорит следующее: “Власть винетян
распространяется далеко на все приморские места тех стран, потому что больше
всех имеют кораблей, на которых обыкновенно плавают в Британию; но и наукою
мореплавания и опытностию мореходною превосходят другие народы; и на обширном и
бурном море, кроме нескольких гаваней, ими владеемых, все почти племена,
пускающиеся в это море (живущие при этом), дают им
дань”».
…Он подробно ниже описывает их корабли,
которые он ставит несравненно выше римских; они были и больше, и приспособлены к
большим морям; притом же отдаёт преимущество и их морскому искусству перед
римскими матросами. «Известно, что
римские суда были больше финикийских и карфагенских, а суда винетян, по
сравнению Юлия, гораздо больше римских. Притом же они были так устроены, что,
как говорит Цесарь, железные клевы, приделанные к римским, не могли им вредить,
как карфагенским в Пуническую войну».
То есть не только на Каспии наши флотилии
безнаказанно громили чисто сухопутных папуасцев, именуемых арабами, но все то же
следует сказать и о просторах северных морей, где такие же папуасцы, те же немцы
или датчане, сухопутные жители морского побережья, платили даже дань нашему
морскому народу. И это говорит, между прочим, вовсе не союзник России, но
австрийский шпион, некоторое время находящийся на службе у Ивана Грозного, −
ненавистник Русской государственности и русского народа, впоследствии, по
возвращении домой, написавший целую серию злобных обвиняющих Русского Царя и его
страну пышущих желчью и предвзятостью сочинений. То есть даже враг не может отрицать наше
полное в германских водах господство. И, главное, когда ещё? В эпоху Юлия
Цезаря…
Всё тоже следует сказать и об акватории
Волги, всегда нами называемой исключительно русской рекой. Что говорит и о том,
что располагавшиеся на её берегах варвары хозяевами берегов, вследствие лишь
исключительно русского по ней судоходства, себя никогда и не пытались
чувствовать. И даже в эпоху якобы завоевания нас татарами, чей главный город,
Сарай, находился на берегах этой русской
реки.
Вот что о принадлежности реки Волги, аккурат
во времена татарского якобы на нас вторжения, сообщает араб аз-Захир (XIII
в.):
«Это река пресноводная, шириною в реку Нил; по ней (ходят) суда Русских,
а на берегу её местопребывание царя
Берке».
То есть татары могли себе позволить лишь
«пребывать», то есть лишь находиться на берегу этой реки в охраняемой огромным
воинством от наших набегов резиденции, но уж никак не властвовать над
проходящими по Волге судами!
Вот ещё пример. На этот раз уже на другом
конце владения арабов − в Испании:
«Приходили из этого моря (Укийанус, т.е. Океана или, по-другому,
Окружающего моря — Атлантики) огромные корабли, которые жители Андалусии
называли каракир, а это корабли большие, с четырёхугольными парусами, которые
могли обращаться и в переднюю сторону, и в заднюю. На них плавали ватаги людей
под названием ал-маджус, народ сильный, доблестный и искусный в
мореплавании».
И вот что это за народ такой мореходный,
столь отличающийся от не имеющих возможности ему противостоять сухопутных
арабов:
«“ал-маджус, которых именуют ар-рус” (BGA. Т. VII. Р.
354)».
И на своих гигантских этих кораблях они не
просто на города мусульманские нападали, пытаясь вернуть обратно отвоёванные
полчищами басурман свои былые владения в Андалузии и Португалии, но именно
оказывали им вооружённое противостояние. И такое серьёзное, о котором арабы
помнят сквозь века, сообщая о нём в своих
трактатах.
Абу-л-Фида, например,
пишет:
«В
этом году (я имею в виду год 230 (844/45)) вышли маджусы из самых отдаленных
областей Андалусии по морю к стране
мусульман».
«Утром в понедельник 12-го мухаррама они
встретились в сражении, мусульмане бежали, и очень многие из них погибли…
Потом [маджусы] повели свои корабли дальше, пока не остановились
внутри города Севилья, и бросились со своих кораблей в битву с мусульманами.
Утром в среду 14-го мухаррама, и [это же] 1 октября, мусульмане бежали, а
погибло и было взято в плен столько мусульман, что и не описать. Меч не
переставал разить всё живое, что только попадалось ему: мужчин, женщин, детей,
верховых животных, скот, птицу − всё, что находилось в пределах досягаемости их
мечей и стрел. Они вошли в центральную часть Севильи и пробыли там остаток дня и
ночь… Маджусы облегчили свои корабли и пошли в Сидонию, захватили еду и
взяли пленных… После этого маджусы… перебрались в Лиссабон и двинулись
[оттуда] в поход, и после этого вестей о них не
поступало».
Вот как это постигшее мусульманский запад
нашествие славян описывает арабский писатель X в. Ибн
ал-Кутиййа:
«…люди в испуге бежали в Кордову и соседние
с ней округа. Вазиры вышли вместе с жителями Кордовы и соседних с ней округов, а
население Пограничья (имеется в виду область, соседняя с Андалусией.) спаслось
бегством, как только маджусы стали продвигаться, занимая первые же территории
Запада и захватив равнину Лиссабона. А вазиры и те, кто были с ними, оставались
в Кармоне и не могли поднять людей на борьбу из-за большой силы
[врагов]».
Чего бы им так перепугаться, имея в своем
распоряжении население Пиренейского полуострова, если бы к ним пожаловала
сотня-другая разбойников на челнах типа а-ля-Стенька Разин, то есть типа джонок
нашего «преобразователя»?
А «челнов» этих самых, наведших страх на
нынешние Испанию вкупе с Португалией, было вот какое
число.
Ибн ал-Изари (2-я половина XIII − начало XIV
в.):
«Вторжение маджусов в Севилью в году 230
(844/45). Вышли маджусы на примерно 80 кораблях, как будто заполонили
море чёрные птицы, так и наполнились сердца горем и скорбью. Высадились у
Лиссабона, затем подошли к Кадису, к Сидонии, потом подступили к Севилье, заняли
её силой, истребляя и пленяя жителей».
И войну с этими несколькими десятками
кораблей вело после этого целое государство, расположенное на нынешних землях
Испании и Португалии. Причём, война велась с переменным успехом. Какова могла
быть численность этого высадившегося в ту пору на берега Пиренеев русского
десанта?
Ну, как минимум, прибывших сюда русов,
пытающихся вернуть обратно отобранные у них территории славянских стран,
Андалузии и Лузитании, должно было быть никак не менее 40-60 тысяч человек. В
противном случае никакой войны им здесь организовать не удалось бы. То есть сами
суда были ничуть не менее своими размерами, чем каспийские
бусы.
Но случаи тревоги при нападении наших
флотилий в Андалузии были явлением отнюдь не единичным. Абу-л-Касым ибн Хаукль
(X в.):
«Иногда заходят в некоторые обитаемые
[области] Андалуса корабли руссов… и злобствуют в её
областях…».
И вот по какой причине «злобствуют».
Абу-л-Касым ибн Хаукль (XII в.) поясняет враждебные действия мусульман против
славян, в домусульманские времена проживающих по всему белому континенту,
который арабы именовали Ал-Рус. Собственно, мусульманство, подстрекаемое
иудаизмом, и имело своей целью борьбу с белым населением
Европы.
О чём ибн Хаукль и
сообщает:
«Часть их страны по длине берут в плен
хорасанцы и смежные [народы], а северную часть полонят андалусийцы, со стороны
Галисии, [страны] франков и Ломбардии».
И вот как эти нелюди уродовали попавших к
ним в лапы пленников:
«…кто прибывает в Андалусию, тех неподалеку
кастрируют, и поступают так с ними торговцы-иудеи» (там
же).
Ну, кому такое понравится?
Именно по данной причине:
«Часто заходят в некоторые населённые
[области] Андалусии корабли русов… и злобствуют в её областях» (там
же).
То есть явление нападений наших флотилий на
присвоивших земли славян мусульман Пиренейского полуострова, вместе с иудеями
уродующих попавших к ним в лапы людей, представляло собою отнюдь не единичные
случаи. И целью этих нападений был вовсе не грабёж, что пытаются нам доказать
лжеисторики вкупе с самими мусульманами, но спасение наших братьев, попавших в
неволю к этим нелюдям.
И вот, в конце концов, чем закончилась
вышеозначенная эпопея 844 г.
Ибн-ал-Кутиййа
свидетельствует:
«Они
отошли от Севильи и направились к Накуру... Затем они чинили насилия над всеми
обитателями побережья, пока не добрались до страны ар-Рум (Византии или
Италии). В том путешествии они достигли Александрии и пребывали в этом
[положении] четырнадцать лет».
То есть четырнадцать лет владели
Александрией. А ведь этот город являлся в те времена единственным портом целого
континента − Африки. Какой силой требовалось обладать для
этого?
Причём, нападения такие на страны
Пиренейского полуострова отмечаются отнюдь не
единожды.
Аз-Зухри:
«Набеги их происходили каждые 6 или 7 лет,
не меньше чем на 40 кораблях, а иногда и на 100. Они истребляли всех, кто
встречался на море, грабили и брали в плен. Та башня, которая [впоследствии]
разрушилась, была им известна, при входе в Гибралтар (аз-Зукак). Они входили,
[ориентируясь] по ней, в то малое море (ал-бахр ас-сагир − Средиземное) и
проходили до окраин Сирии (аш-Шам). Со временем разрушился этот маяк, и не
входили уже больше те караки-ры, кроме двух, разбившихся, один − у пристани
маджусов (Марса ал-Маджус) а другой − у мыса ал-Агарр (Тараф ал-Агарр −
Трафальгар?). Было это в году 545 (1150/51). Не приходили они после этого, не
мешали движению на море, и не появлялись более ал-маджус по причине отсутствия
маяка».
Воевать же им приходилось против просто
несметных воинств врага, собираемых со всего Пиренейского полуострова. А потому
корабли эти, которые столь шокировали мусульман своими размерами, никак не могли
не быть нашими бусами, 800-стами годами позднее бороздящими просторы русских
равнинных рек. В противном случае, если бы описываемые наши плавсредства были
что-то типа «а-ля-Стенька Разин-Пьетро и Ко», ни о каких здесь войнах и
разговору бы не было. Нескольким тысячам корсаров страх на население огромнейших
и населённейших областей Европы ну уж никак было бы не навести. И не удерживать
в течение 14 лет ключевую базу Африки. Мало того, что сообщается, каких-то
портов (если не всей страны) в Сирии. Причём, судя по значимости лишь к 1151 г.
разрушившегося на берегу Гибралтара маяка, следует всё же отметить, что именно
мы и обязаны были всё это время охранять этот маяк от разрушения. То есть, иными
словами, мы в те времена не могли не иметь свою базу в
Гибралтаре.
Вот какое значение в те ещё времена имел наш
русский флот, затем пущенный на дрова
Петром…
Стенька же, судя по чуть ранее проскочившему
сообщению арабов о вторжении русов на берега Куры, ох как ещё и не на
приписываемых ему чёлнах сюда заявился. Потому-то и разнёс здесь всех и вся в
клочья, не имея привычки спрашивать на то дозволения у местных сардаров. Кстати,
это следует из повествования о том, что он из акватории Волги, после своих
походов в Персию и Астрахань, всё же умыкнул несколько морских судов, которые
обещал не трогать. Суда же эти были, что и понятно, каспийскими
бусами.
Но не только арабы удивляются нашему
искусству кораблестроения:
«В
Житии Георгия Амастридского, составленном между 825 и 842 гг., отмечено, что
варварский народ рос напал на город Амастрида на малоазиатском побережье Чёрного
моря, появившись от озера Пропонтида… Ранний поход росов на Константинополь был
зафиксирован русским Житием Стефана Сурожского (XV в.), в основе которого лежал
древний византийский источник, где рассказывалось, что в первой половине IX в.
росами был совершён из Новгорода поход на город Сурож − византийскую Сугдею в
Крыму».
Но и двадцатилетие спустя по каким-то от нас
оставшимся в тени причинам Византию всё так и продолжал тревожить русский
ВМФ:
«…в
864 году 200 вооружённых судов русских были под
Царьградом».
Так сколько же на каждом из них имелось
славянских воинов, чтобы мировая держава тех времён переполошилась не на
шутку?
Ну, как минимум, обязано было быть никак не
менее чем по пятисот на судне − в противном случае мировой державе нечего было
опасаться в этот злополучный для неё момент своего северного соседа, пришедшего
его за что-то, оставшееся за кадром истории, сурово
наказать.
А вот что сообщает лангобардский писатель
раннего средневековья Павел Диакон о вторжении русского флота в Италию и в еще
более раннюю эпоху − в 641 г.:
«Когда Айо уже правил герцогством в течение
года и пяти месяцев, на великом множестве кораблей пришли славяне и разбили свой
лагерь недалеко от города Сипонта (Сипонто). Они устроили вокруг лагеря скрытые
ловушки, и когда Айо… выступил против них и попытался разбить, то его лошадь
попала в одну из таких ловушек. Славяне набросились на него, и он был убит
вместе со многими другими».
То
есть наше военное искусство ещё в так называемую эпоху «переселения народов»
наголову превосходило врага. Что описывает один из первых писателей раннего
средневековья − Павел Диакон. Таким же был и флот, который, что теперь
выясняется, существовал у нас ещё более чем за тысячелетие до появления в России
заграничного флота Петра.
Назад к списку статей рубрики МОЗАИКА ИСТОРИИ
Если
Вам понравилась эта страница, и Вам захотелось, чтобы Ваши друзья тоже её
увидели, то выберите внизу значок социальной сети, где вы имеете свою страницу,
и выразите своё мнение о
содержании.
Ваши друзья и случайные посетители благодаря этому добавят Вам и моему сайту рейтинг
